Разве можно родному брату, когда он голоден, продавать еду? Как Яаков Эсаву…
Шалом, ув. ребе! Меня мучает вопрос относительно истории Яакова и Эсава: разве можно родному брату, когда он голоден, продавать еду? Разве не должны быть чувства братской любви, отдать последнее, но помочь брату? Р.
Действительно, Тора рассказывает нам следующее: «И сварил Яаков похлебку, и пришел Эсав с поля, а он устал. И сказал Эсав Яакову: Дай же мне глотнуть от этого красного, красного, ибо устал я… И сказал Яаков: Продай, как сей день (ясен), твое первородство мне. И сказал Эсав: Вот я близок к смерти, для чего же мне первородство? И сказал Яаков: Поклянись мне, как сей день (ясен). И поклялся ему, и продал свое первородство Яакову. А Яаков дал Эсаву хлеб и похлебку чечевичную, и тот ел и пил, и поднялся, и пошел, и пренебрег Эсав первородством»[1].
Давайте попробуем разобраться. Для этого — обратимся к комментариям наших мудрецов на Тору.
Часть комментаторов[2] говорит о том, что сделка Яакова и Эсава заключалась не в продаже еды за первородство. Еда, которой Яаков накормил Эсава, была только ЗНАКОМ того, что сделка состоялась. Яаков накормил его уже после того, как они обо всём договорились. А в чём же, в действительности, состояла их сделка?
Комментаторы[3] говорят, что за немалые ДЕНЬГИ Яаков приобрёл у Эсава бэхора (права первенца). Яаков предложил Эсаву сумму денег, равную доле того в наследстве, — ещё при жизни отца. Эсаву такая сделка представлялась крайне выгодной — ведь на момент смерти (т.е. тогда, когда наследство действительно будет поделено между сыновьями) его отец, Ицхак, может оказаться неимущим, не оставить никакого богатства. Было и ещё одно соображение. Эсав вёл довольно опасную жизнь: например, одним из его занятий была охота на диких зверей в лесах. Поэтому Эсав имел основания опасаться, что умрёт раньше отца и не получит наследства вовсе («Вот я близок к смерти…»). И сделка казалась ему весьма заманчивой.
У сделки была и другая часть — духовная. Жертвоприношения в то время были службой первенцев[4]. (Позже эта работа перешла к коэнам и левитам).
Мидраш Рабба[5] рассказывает, что Эсав поклонялся идолам, вступал в запрещенные связи и убивал. Яаков знал это и именно по этой причине решил выкупить права первенца у Эсава — преступник недостоин приносить жертвы Всевышнему[6].
Эсав поинтересовался: «В чём состоит это служение Всевышнему?» Яаков рассказал ему о запретах и ограничениях, которые обязан соблюдать тот, кто приносит жертвы: не пить вина, по-особому стричь волосы… Рассказал и о наказаниях, положенных за нарушения. Услышав всё это, Эсав удивился: «Зачем же мне это нужно?!»[7] (и пренебрёг первородством, продав его Яакову, о чём прямо сказано в Торе, см. выше).
Но всё равно, спросите Вы, разве можно так поступать? Разве можно «манипулировать», рассказывая лишь о запретах и наказаниях, используя момент, когда брат смертельно устал и голоден?
Рав Яаков Каменецкий спрашивает в своей книге Эмет лэ-Яаков: разве достойно такое поведение нашего праотца Яакова, о котором известно, что он — символ истины, отличался правдивостью, был абсолютно честен, обладал качеством дэрэх эрец — всегда уважительно относился к людям?
И отвечает: из этого рассказа следует важный принцип, касающийся истины. Ведь и истину следует сообщать другому человеку с мудростью. Рав Каменецкий приводит пример: некто Реувен спасается бегством от преследователя, угрожающего его жизни. И забегает, например, к Шимону, который соглашается его спрятать. Когда же приходит преследователь, Шимон честно отвечает ему на вопрос, где находится Реувен. Ведь Шимон — «не хочет обманывать». Разве это может называться истиной? Конечно, нет! В некоторых случаях человек должен использовать хитрость, согласно тому, что сказано в Тэилим: «с хитрым — по хитрости (его)»[8].
Ведь когда приходится иметь дело с опасным обманщиком, таким, как Эсав, иногда нет иного выхода, кроме хитрости, и невозможно раскрыть всю истину до конца. Такое поведение по отношению к обманщику и злодею нормативно, и нисколько не противоречит «образу» Яакова как символа истины.
Но, как следует из слов рава Яакова Каменецкого, такое поведение, разумеется, недопустимо по отношению к родному брату (как и любому другому человеку), если тот старается придерживаться праведного пути.
С уважением и наилучшими пожеланиями, Зеев Гершензон
